Брестский пенсионер: На месте могил расстрелянных в гетто - многоэтажный дом

Владимир Губенко рисует по воспоминаниям оккупированный нацистами Брест.

Владимиру Николаевичу Губенко 86 лет. До 1941 года он жил в Бресте, но за два дня до начала Великой Отечественной войны уехал на лето к бабушке. Ему было девять лет. После войны Володя Губенко вернулся в Брест и слушал рассказы соседей и одноклассников о том, как жил город в годы нацистской оккупации, сообщает "Настоящее время".

Через много лет, уже выйдя на пенсию, Владимир Николаевич со школьным товарищем снова обошел весь город, восстанавливая в памяти события войны. Воспоминания пенсионер зарисовывал. На многих рисунках – брестское гетто, в котором в первый год войны уничтожили около 20 тысяч евреев.

Еврейская община в Бресте известна еще с XIV века. В XV веке евреи Бреста установили торговые связи с Венецией. В начале ХХ века в городе было две еврейские гимназии, четыре синагоги, около 30 молитвенных домов, еврейские профсоюзы, женские и молодежные организации.

28–29 июня 1941 года в Бресте расстреляли от 4 до 5 тысяч евреев, их имущество разграбили, ценности изъяли. 16 декабря в городе появилось еврейское гетто: в нем были замучены и убиты, по разным оценкам, от 17 до 20 тысяч евреев.

До войны в Бресте жило около 25 тысяч евреев – около 40% населения. После освобождения города 28 июля 1944 года из всего еврейского населения в живых осталось 19 человек.

ДОВОЕННЫЙ БРЕСТ

Евреи в довоенном Бресте работали в основном в сфере обслуживания, вспоминает Владимир Николаевич: "У нас было такое обслуживание, с которым я [нигде больше] не сталкивался: с утра мог прийти разносчик мяса и принести на выбор мясо, которое вы могли взять в кредит, как угодно, получить заказ. После этого приходил сапожник, собирал обувь, если есть, для починки. Портной такой же приходил".

Почти на каждом перекрестке стояли добротно сколоченные будки. В будке сидел пожилой еврей и продавал канцелярские принадлежности. "Я там покупал письменные принадлежности, перья, пеналы – все для школьников. Тетради. Все у них продавалось".

Владимир Губенко до войны прожил в Бресте всего около года: он родился в Конотопе в Сумской области в 1932 году, а в Брест семья перебралась в 1940-м. 19 июня 1941 года мальчика отправили в гости к бабушке, и в город, где жили его родители, он вернулся только после освобождения Бреста осенью 1944 года.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

"Я проехал через всю разоренную страну, по которой прошла война. Кругом развалины-развалины-развалины. Они сопровождали меня на всем пути. Я видел Минск послевоенный в те времена, когда с вокзала можно было увидеть следующий конец города – одни руины были".

В Бресте Владимира Губенко, тогда двенадцатилетнего, встречали разруха и запустение, пустые кварталы и сожженные дома. "Плюс к этому населения же было очень мало. При освобождении здесь было населения около 20 тысяч, потому что война разогнала всех по разных местам".

В домах, из которых в 1942 году, после создания в Бресте гетто, выгнали евреев, уже жили другие люди. В городе говорили о расстрелах, уничтожении людей – и даже писали в газетах.

В школе Володя Губенко познакомился с Алексом Садовским и Мишей Корзой – и они стали его друзьями на долгие годы.

Москвич Алекс попал в Брест в 1940 году: приехал в гости к бабушке. Тут и пережил оккупацию. Алекс и Владимир жили на одной улице. Друг рассказывал Губенко, что здесь происходило во время оккупации.

"В один из первых наших походов он повел меня на улицу (нынешняя улица Куйбышева) показать захоронения расстрелянных евреев. Сейчас на местах этих могил десятиэтажки стоят. А тогда это были обыкновенные, ничем не отличающиеся одноэтажные домики жителей Бреста. Но это была территория гетто: там прямо перед окнами были осевшие ямы – могилы расстрелянных евреев".

В январе 2019 года на углу улицы Куйбышева и проспекта Машерова при рытье котлована обнаружили фрагменты останков более 600 человек.

"Тогда этих мест, печально связанных с еврейским гетто, было очень много. В сторону бульвара Космонавтов гетто, и туда дальше до Моховцов – это тоже все гетто, начиная от Гоголя. Был очень большой участок центра города".

"Второй мой товарищ Миша Корза, который жил напротив гетто, рассказывал, как убивали прямо там, на улицах, обнаруженных после вывоза евреев на Бронную гору – тех, кто прятался и пытался уберечься от расстрела. Их вылавливали и вели на место сбора. А некоторых расстреливали прямо на месте за нарушение приказа явиться на сборный пункт".

"Принцип у палачей был один – чтобы это было эффективно, быстро и дешево. Это главные критерии. Но если нужно сохранить тайну, то добивались, чтобы это было незаметно. Самый главный момент: они соблюдали правило, чтобы до последней минуты обреченные не знали, что их ждет. Только в самый последний момент, уже когда обреченные ничего не могли сделать, они умирали".

"ЧТО НАМ БЫЛО ДОРОГО ПО ПАМЯТИ". КАК ПОЯВИЛИСЬ РИСУНКИ

Рассказы друзей и увиденное на улицах поразило Владимира. Но рисунки появились много позже.

"Моя профессия никак не связана с этими рисунками. Более 25 последних лет я работал на Брестском электромеханическом заводе. Ушел на пенсию, как все пенсионеры, нужно было чем-то заниматься. Встретил моих одноклассников-пенсионеров, которые вернулись в город. Вспоминали, как было до войны, что было во время войны и что стало после. Так появились первые рисунки".

"Они были выполнены по-разному, я не знал, чем и как это все рисовать. Но нам понравилось, что наши воспоминания фиксировались в этих рисунках. Наглядно давали нам отображения того, о чем мы говорили, что мы вспоминали, что нам было дорого по памяти".

На каждую такую встречу Владимир Николаевич приносил рисунки, которые родились по воспоминаниям предыдущей встречи. Друзья их обсуждали, уточняли, что-то перерисовывалось. "Так постепенно накапливались эти рисунки, отнюдь не предназначенные ни для какой публикации, ни к чему. Это были воспоминания двух стариков, которые сидели, разговаривали и потом это все зарисовывали".

"Есть рисунки – как рулон длинный. Потому что все время продолжал, продолжал – удлинялись они. Они, конечно, очень неудобны для демонстрирования, для публикации. Но остальное все на одном формате сосредоточилось. Я пытался изобразить и графически зафиксировать все, о чем мы говорили. Вот и все".